– Сэр, к Вам пришла дама.
– Передайте ей, что я занят и не могу ее принять.
– Но она настаивает!
– А кто, черт подери, она такая!?
– Это Ваша смерть, Сэр.
Тайна вечной красоты.
Ничто не предвещало…
Наглый солнечный луч, просачиваясь сквозь щель между прикрытыми шторами, уже вот несколько минут атаковал неприступный нос Василия. Он то подпрыгивал, то подрагивал, то затихал в попытках проникнуть в суть атакуемого объекта, заглянуть в глубокие, неизведанные туннели ноздрей, разузнать о них побольше, подружиться с ними. Это юное и дерзкое пятнышко света было просто зачаровано, ведь столь необычная курносая конструкция встречалась ему впервые.
Но как обычному солнечному лучу понять красоту и предназначение столь величественного сооружения на лице сына одного из богатейших людей Закарпатья? Поняв, что тайну столь грандиозного и защищенного короткими усиками строения ему не постичь, он решил перейти к чему-то попроще. Он начал потихонечку прокрадываться Василию в открытый рот, из которого доносился мирный храп и сильно пахло вчерашним дорогим коньячком.
Во рту не оказалось ничего таинственного: обычный язык без налета, говорящий о хорошем здоровье хозяина; уходящая вдаль темнота гортани, причина храпа и запаха; самое обычное нёбо, такое, как у всех нормальных мужиков. Единственным интересным моментом были зубы. Ровные. Белые. Блестящие. Идеальные. Но… Все вставленные, что, конечно никого ничуть не смущало.
Вдруг, распахнув приоткрытую форточку, в комнату ворвался стремительный озорник ветер. Он с размаху врезался в шторы, от чего щель между ними увеличилась, и маленький солнечный лучик, неожиданно для самого себя, превратился в мощный поток солнечного света. В этот момент он осознал всю тайну бытия Василия и вышиб его из мирного царства сновидений!
Шо не так?
Василий открыл глаза. Яркий солнечный свет не давал ничего увидеть. Молодому человеку было тяжело понять, где он, а самое странное, он какое-то время не мог сообразить, кто он. Единственное, что у него было, так это ускользающее ощущение, что его только что кто-то пристально изучал.
«Может, меня похитило ЭТО, как его, НЛО? И я у них на корабле и меня сейчас разрежут?» - такими странными и непредсказуемыми были первые мысли нашего героя.
Но уже через несколько минут Василий пришел в себя и не выглядел, как растерявшийся юноша с помятым лицом, валяющийся в белой мягкой сорочке на Французской кровати, недоуменно вспоминающий кто он такой. Он уже стоял перед зеркалом. Он был строг, осанка была идеальна, живот втянут. Костюм от Александра Амосу и духи от Гуччи подчеркивали его статус.
Василий огляделся по сторонам.
Все идеально, придраться просто не к чему. За окном 18 сентября 2009 года. Солнечно. По комнате вокруг лампочки «наяривает» дружественная муха. На столе в вазе стоят свежие розы алого цвета. Из небольшой щелочки под дверью доносится слабый, но приятный аромат готовящегося кофе.
Вроде нет никаких причин для беспокойства. Ан нет! Василий никак не мог понять почему он не может найти себе места. Сначала он походил по комнате, подумав, что от этого ему станет лучше. Но, к сожалению, ситуация усугубилась. К простой человеческой тревоге добавилась головная боль.
– Не, ну шо не так? – промямлил Вася и плюхнулся в кресло. Достал сигарету, закурил. Вспомнил, как в юношестве отец заставлял ходить его на разные аутотренинги и на йогу. Он, как это и подобает каждому восточному мудрецу, начал медленно дышать, фокусируясь на своих чувствах.
И вот оно!
– ОТЕЦ! – выпалил он. В этот момент Василий услышал свои мысли как бы со стороны, это они не давали ему покоя, это из-за них он мучился целыми днями и не знал, что делать дальше…
«Ну вот, – скороговоркой проносилось в сознании, – моя мечта сбылась. Папа наконец-то умирает. Теперь все его фабрики, все офисы, все ценные бумаги и все его деньги будут моими. Наконец-то мой праздник пришел. Пора бы и порадоваться, а чего не радостно-то так? Хм, да вот чего, ведь у меня тоже когда-то будут дети. Ведь они подрастут, выучатся, повзрослеют. Ну а я-то состарюсь, обветшаю, сгорблюсь и умру. Им хорошо, им достанется наследство, а мне, мне-то что достанется? Могила? Хорошо хоть если памятник нормальный поставят, солидный, трехэтажный. А то ведь нет, будут мне всю жизнь улыбаться, льстить, ухаживать за мной будут, приезжать, внуков показывать. А сами будут что? Ждать, ждать, ждать. И дождутся, я возьму и умру! Вот балбесы неблагодарные. Неужели все дети вот так? Улыбаются, смотрят в глаза…
Ух, не дождутся! Не будет их и все, ха-ха. Не буду делать детей и дело с кончиком»!
Василий и не заметил, как вскочил с кресла и начал приплясывать, найдя столь оригинальное решение.
«Да, но кто же тогда будет за мной ухаживать, кто будет меня любить? Угу, я куплю себе друзей! Да побольше. За деньги можно все. Они будут говорить, что уважают меня, что любят. Будут улыбаться мне, все как по-настоящему, только за деньги. А ухаживать будут слуги. Все прекрасно, жизнь удалась, ля-ля-ля. Вот только смерть…» – он резко помрачнел.
«С.М.Е.Р.Т.Ь.» – это слово четко и отчетливо кружилось у него в голове.
«Ведь я все равно обязательно умру, никакие денежки мне тут не помогут. Что же делать, что делать, делать что?..»
После этих мыслей можно было в течение пятнадцати минут наблюдать следующую картину.
Сын богатейшего человека на Закарпатье стоит посреди комнаты неподвижно. Руки его приподняты, и для того, чтобы сложиться в молитве им не хватает сантиметров десять. Глаза широко раскрыты и не моргают. Нижняя губа прикушена. Ноги слегка согнуты в коленях и еле заметно подрагивают, от чего создается впечатление, что он скачет на коне. Прямо над головой, на высоте приблизительно метра висит дорогая хрустальная люстра, а между головой и люстрой летает муха, вычерчивая идеальные, ровные круги, создавая над нашим героем некое подобие нимба.
Если учесть, что все это время неподвижный взгляд Василия был прикован к старинным часам на шкафу, и если осознать, что часы эти инкрустированы далеко не одним бриллиантом, а цена данного произведения искусства на аукционе Кристис была озвучена семизначной цифрой, то…
Тик-так.
Василий смотрел на часы не отрываясь. В его взгляде была уверенность, граничившая со странной отрешенностью самурая. Сердце бешено стучало, а кровь готова была закипеть и выйти через уши в виде тонких струек розового пара.
Дело вовсе не в том, что он видел эти часы раньше сотни раз, да он просто вырос рядом с ними. И дело не в золотом корпусе, ни в платиновой подставке, ни в бриллиантах и рубинах, которыми был инкрустирован корпус и которые так интересовали его всю жизнь.
Все дело в том, что Василий увидел в часах то, на что он раньше никогда не обращал внимания. Нечто, что было самой сущностью данного старинного механизма. То, что всегда было перед его глазами и то, что он так страстно не хотел видеть раньше.
Это были стрелки! Вернее, даже не сами стрелки, а их движение. Гармоничное, постоянное, роковое. Эти стрелки двигались всегда, просто в этот миг он осознал неумолимость и скорость этого движения.
«Вот оно» - пронеслось в голове - «Тик, прошла всего одна секунда. Тик, и закончилась целая эра. Тик, и где-то оборвалась чья-то жизнь. Тик, закончился целый мир. И один из этих тиков мой, он обязательно придет, вот только когда, где?»
Папа-ша.
Иван Васильевич не был очень стар, ему исполнилось всего-то 65. Но из-за того, что последнее время он скверно питался продуктами из супермаркетов, как элитных, так и обычных, и из-за того, что давно забросил спорт, тело его состарилось, обветшало, а сердце стало очень слабым. Пережив очередной приступ и предчувствуя неладное, он пригласил погостить к себе сына.
Отец очень любил этого доброго, отзывчивого мальчика, который, казалось, внимал каждому слову отца. Всегда и во всем слушал его безукоризненно. А сейчас, когда Ивану Васильевичу стало нездоровиться, сынишка совсем забыл о себе. По первому зову он появлялся возле постели отца, ухаживал, заботился. В эти моменты Иван Васильевич понимал, что его супруга, Зинаида Федоровна, не зря отдала жизнь, рожая этого честного, благородного и достойного наследника.
Порою в мечтах он видел, как его сын, словно рыцарь из детских сказок, помогает людям. Несет им красоту, музыку, помогает искусству. Выступает меценатом в различных проектах. Заботится об экологии и инвестирует в науку.
У Ивана Васильевича все было подготовлено для сына. Завещание он оформил. Бизнес давно уже мог работать так, что там можно было не появляться годами, а он бы процветал. Единственное, что печалило отца, и чего он не мог понять, так это почему сын не любит его коллекцию живописи, куда он отбирал в течение всей своей жизни самые лучшие полотна закарпатских художников.
Кто звонит?
Вчера у главы семейства случился сердечный приступ. Прислуга так перепугалась, что три раза ошибалась, набирая номер телефона сына. Два звонка достигли цели, но не той, что нужно, и слуги до полусмерти напугали двух неизвестных людей сообщением, что их отец якобы умирает.
Наконец дозвонились сыну.
Сын опечалился выше меры, услышав такую досадную новость. Говорят, что он даже на время потерял рассудок и сгоряча ляпнул в трубку, невпопад:
– Ну, а завещание успел написать?
Искренний вечер.
Вечер. 19:15. Иван Васильевич лежит на кровати. На прикроватном столике стоит кувшин с водой. По поверхности стола прыгает туда-сюда лучик света от заходящего солнца, который, пройдя сквозь кристально чистую воду, переливается всеми цветами радуги. В соседней комнате из угла в угол ходит Василий и, громко разговаривая по телефону, договаривается с другом Петей о том, что будет делать вечером.
Вдруг идиллический тенор Василия разорвал резкий встревоженный шепот отца:
– Вася, сынок, иди сюда скорее, я умираю.
Сын на секунду оторвался от телефона. Посмотрел в сторону отца:
– Ща, па, подожди, не видишь, я по телефону разговариваю!
Через секунду время Ивана Васильевича закончилось.
И в этот самый миг солнце, как бы поняв, что произошло, исчезло в оранжевой вечерней дымке.
Остановив измученный ожиданием наследства взгляд на усопшем родителе, Василий выдержал необходимую для данной ситуации паузу, деловым шагом прошествовал к кровати. И стал исследовать лежащего.
Потрогал пульс.
Послушал сердце.
Проверил карманы и, обнаружив в одном из них сложенный лист бумаги, прочел его. После прочтения записки Василий тихо выругался и озвучил комментарий:
– А папа-то у меня был того, ку-ку.
После этой фразы он собрался с силами, прильнул к остывающему телу и завопил на весь дом:
– ПАПА, НЕ УМИРАЙ! ПАПА! ПАПА! ПАПА!
На крик начали сбегаться обеспокоенные слуги…
Слезами не поможешь.
На следующий день все газеты пестрели некрологами. В каждом была фотография не только виновника статьи, но и его жутко заплаканного наследника, который выглядел осунувшимся и ужасно несчастным.
Чудное лето.
В 1970-м выдалось жаркое, засушливое лето. Колхозники не очень-то радовались данному событию. Они сопели, потели и изнывали от жары. И все же не покладая рук зарабатывали себе светлое будущее, набивая закрома Родины.
В это самое время, на окраине Ужгорода, происходило два события.
Во-первых, во дворе дома № 24 на Цветочной улице две тучные дамы, лет 40-45 развешивали белье.
Во-вторых, во дворе соседнего дома № 22 шумно игрались две пятилетние девочки.
Одна из девчушек, неожиданно превратившись в бабочку, вспорхнула над яблоней. За ней тут же взлетела воробьем вторая,и,чирикая,на лету поймала целую россыпь солнечных пятен ,торопившихся наиграться с ветром и листьями.
– Догоняй, – выкрикнула первая.
– Не сбежишь, – восторженно пропищала вторая.
Они завертелись в бешеном ритме вокруг дерева, играя в догонялки.
– Так, прекратите бегать как угорелые, чего развеселились? И куда Ваши матери смотрят?
Бабочка и воробей тут же превратились в детишек и спрятались за деревом.
– А чего это взрослые такие злюки?
– Ну, наверное, от того, что не могут превращаться в кого захотят.
– Что, и летать не могут, и в сказочные миры путешествовать, и с животными разговаривать?
– Насколько я знаю, не могут!
– А почему?
– Потому что себя предали, вот и не могут.
– Как это «себя предали»?
– Ну, вот так, у тебя,например, есть мечты?
– Ну да.
– Так вот, если ты их откажешься осуществлять, это и будет значить, что себя предаешь. Наши детские мечты – это все, что мы есть.
– Хватит запугивать, давай лучше за тетками понаблюдаем.
Они мигом превратились в гусениц и погрузились в зеленый мир листвы, окутанный тайной и необычными существами.
– Ты представляешь, мой вчера пришел вдрызг пьяный, побил снова, – пожаловалась одна из толстых баб.
– Ой, тебе Аня хоть хорошо, у тебя хоть такой есть, а мне представляешь как одиноко?
– Нет, ну вы посмотрите люди на товарища Настю, ей одиноко. Так пусть мой к тебе разик зайдет, фингалом наградит, так и не будет тебе одиноко. Чтоб ты знала, мне с моим уже лет двадцать как одиноко.
– Ах.
– Ох.
И обе они всплакнули.
Две гусеницы сползли на мягкую землю и вновь превратились в девочек.
– Какой кошмар, это и есть взросление?
– Нет, это обман!
– Тогда давай поклянемся.
– Давай поклянемся…
Милые бранятся – только тешатся.
Зимой в селе Чинадиево, что в мукачевском районе, всегда красиво и тихо. Лишний раз никто не выходит на улицу. Поэтому практически единственным поводом для сплетен и разговоров являются новости, которые чинадиевцы любят смотреть по телевизору с раннего утра до позднего вечера.
Хотя есть еще одна тема, которую местные жители с удовольствием «пережевывают», встречаясь на остановке, в ожидании автобуса на Мукачево.
Все там знают историю о двух соседях, которые, уж и не известно с каких времен и неведомо что не поделили. Каждый день, выходя из своих домов, они устраивают настоящие словесные войны, которые иногда подкрепляют дикими выходками.
И вот сегодня с самого утра два этих милых дедушки подняли такой шум, что если бы соседи не знали, что это происходит каждое утро, то, наверное, решили бы, что начался митинг и пора брать белый дворец штурмом.
Вначале ссора дедушек вошла в первую стадию, когда смотрят друг на друга с отвращением, а мороз на улице крепчает. Затем последовала вторая, когда крики слышат все односельчане, птицы молчат, автомобили едут быстрее, а дети с удовольствием пополняют свой словарный запас самыми отборными выражениями. Третья же стадия началась с тихих угроз о физической расправе, махов кулаками и сотрясанием в воздухе различными острыми предметами.
В самый разгар этой знаменательной беседы, вдалеке, из утреннего тумана появилась небольшая фигурка хрупкого мальчика. Ребенок шел по широкой дороге, разделявшей два ряда домов, медленно приближаясь к шумным соседям.
Поравнявшись с их домами, которые были построены самою волею судьбы друг напротив друга, он остановился. Прислушался, принюхался, покрутил головой, топнул ножкой и задал вполне естественный, детский вопрос:
– Дяденьки, а что такое «синхрофазатрон»?
Дедушки остолбенели.
– Дяденьки, а это село Чинадиево?
Пенсионеры побелели, сжали кулаки, но один из них все же ответил:
– Да,оно! Чего тебе еще нужно?
– А скажите, где здесь замок «Сент-Миклош»?
– Це тут, за моим домом, – ответил второй, явно пытаясь побыстрее избавиться от несносного мальчишки.
– Дяденьки, а как вас зовут? – не унимался мальчуган, всем своим видом показывая, что он никуда не спешит и ему тут вполне интересно.
– Иван!
– Юра!
Соседи выпалили свои имена быстро, с гордостью, одновременно. Сразу после этого они побагровели, вцепились взглядом друг в друга и продолжили привычную канитель, пытаясь вывести ссору в четвертую, а затем и в пятую стадию.
Мальчик стоял минут пять и зачарованно вслушиваля в яростные и нецензурные признания в соседской любви, а затем чихнул,широко открыл глаза и обескураживающе спросил:
– Дяденьки, а вы, случаем, не дураки? У меня врач знакомый есть, хотите поможет?
Наступило гневное, сухое молчание. Создалось впечатление, что над сорванцом, стоящим посреди дороги начали сгущаться настоящие свинцовые тучи.
Соседки, которые тихонечко прятались за занавесками у своих окон, готовы были поклясться, что на улице начал таять снег и стало слышно, как трещит в воздухе электричество предстоящих молний.
Но, не дав разразиться грозе, необычный малыш перешел в наступление:
– Насколько я понял, – сказал он, обращаясь к Ване, – вы с раннего детства ссоритесь с Юрой, считая, что он испортил Вашу жизнь, всячески Вас доставал и бесстыдно «увел» любимую женщину Августину Поплавскую.
– А вы, значит, Юра, даже и не помните, когда все началось, но все это Вам нравится, и менять ничего не хотите. Наибольшее удовольствие Вам доставляет отнять что-либо у соседа и рассказывать об этом всем окружающим.
Мальчик откашлялся в кулачок и достал из кармашка пальто серебряное пенсне и небольшой блокнотик. Нацепил пенсне на нос, отчего стал похож на большую, но худую сову. Открыл блокнот, поднес его поближе к лицу, поводил пальчиком по шуршащим страничкам, поправил белокурые волосы и, вполне серьезным тоном произнес:
– Именем Силы, которая вращает Землю и создает Вселенную, вы, Юрий Афанасьевич и вы, Иван Федовович, приговариваетесь к году усиленного человеколюбия строгого режима и тотального осознавания смысла бытия. Во время отбывания наказания вы не сможете думать о себе, ругаться и совершать действия, противоречащие гармонии законов Универсума, человечества и вас, в частности. По прошествии года вы будете экзаменованы и ваша судьба окончательно определится.
На улице послышался грохот. Остолбеневшие соседи, да и удивленные пенсионерки за окнами увидели, как малыш вскочил в быстро подъехавшие сани, запряженные тройкой гнедых лошадей.
– Приговор привести в исполнение! – выкрикнул он на прощанье и скрылся за поворотом.
Не хотел а полюбил (хохо-не-хохо).
Дед Юра, как истинный носитель легендарной фамилии Рэмбо, собирался на войну. Фамилия эта досталась ему от его отца, а его отцу от его отца, а тому от одной ведьмы, которая предрекла, что в будущем появится магическое искусство «живых картинок». «И будет среди этих картинок одна история, про великого воителя Рэмбо», говорила она, и что если он возьмет фамилию этого воина, то в будущем потомки обретут покой, счастье и будут очень благодарны.
Хотя дед Юра и происходил из простой крестьянской семьи, он очень гордился своей фамилией и всем рассказывал историю ее происхождения. Правда, он всегда солидно привирал, говоря, что род его пошел от Петра I и в нем течет королевская кровь.
В 90-х годах Юрий Афанасьевич даже сделал неплохой бизнес, продавая титулы князя или, на худой конец, графа, «сильным мира сего» в центральной и восточной Украине. Бизнес развивался стабильно и набирал обороты. В то время появилось несметное количество «продвинутой» бандитской элиты, которая располагала изрядными финансами и, во что бы то ни стало, хотела приобщиться к знатному сословию. За солидную сумму Юрий Афанасьевич предоставлял претенденту такую возможность, вручая специальный орден и грамоту с указанием титула.
Но ему так и не суждено было стать миллионером. Как это часто и бывает в подобных историях, настал день, когда на пути у деда Юры повстречался настоящий родственник Петра Великого. Это был детина, два с лишним метра высотой, кучерявые светлые волосы на голове, груди и руках, красная рубаха, хромовые военные сапоги, прокачанная шея и тяжелый подбородок. Он появился в кабинете деда Юры под видом клиента в сопровождении очень крепко сложенных и сурово смотрящих дедушки и бабушки, которые подтвердили, что дед Юра не имеет ко двору никакого отношения.
Буквально через несколько минут, черный Мерседес мчался по не очень качественной дороге, удаляясь от города. В его тесном и неуютном багажнике, посапывая и покряхтывая, возлежал дед Юра. В те далекие времена было очень модно всех неугодных «вывозить в лес», дабы последние минуты осужденного были наполнены красотой пения птиц.
Умереть в этот день деду Юре не удалось. Когда небольшой, но коренастый водитель машины вынул его из багажника для экзекуции, ему удалось сбежать, наобещав не очень образованному детине пол-царства, жену и триста килограмм конфет в придачу.
После этого случая он навсегда вернулся на Закарпатье и никого не терроризировал, кроме пожилого, но легко идущего на конфликт соседа. В ссорах сосед всегда проигрывал, что доставляло Рэмбо огромное удовольствие. Но так продолжалось лишь до сегодняшнего дня.
Два часа тому назад, дед Иван нанес Юре жесточайший удар. Как теперь был уверен Юра, сосед специально подкупил какого-то мальчишку, и тот, используя психологические трюки, ввел Рэмбо в когнитивный диссонанс на глазах скрывающейся у себя в домах публики.
Этого он простить не мог, поэтому готовился к самому мощному и беспощадному возмездию за нанесенное оскорбление. Для этого он перечитал словарь уголовного сленга. В Интернете уточнил правильность написания некоторых матерных слов, имеющих прямое отношение к человеческой анатомии. Пролистал руководство по каратэ для спецслужб и поклялся себе, что без «тяжких телесных» сегодня не обойдется.
Надев старую шапку «ушанку» из кроличьего меха и задрипанный серый свитер он, сунув в качестве оружия в карман плоскогубцы, перекрестился и шагнул в сторону двора, дабы молниеносно и решительно атаковать соседа.
Но! Как только он открыл двери своего дома и сделал шаг вперед, он живот к животу столкнулся с толстым, мерцающим на зимнем солнце самоваром, который самозабвенно держал в руках ненавистный соплеменник, дед Ваня.
– Добро пожаловать сосед, заходь, – против своей воли выпалил дед Юра.
– Вот спасибо, а я тебе подарок принес, – ответил Иван, и вытащил из кармана брюк любимые запонки ручной работы – фамильную драгоценность. Далее любезности перешли из первой фазы, когда приветствуют друг друга, дарят подарки и улыбаются, во вторую, когда обнимаются, просят прощения за все былое, возвращают украденное. Чуть позже пришел черед и третьей фазы, когда деды собрали всех родственников у Юры дома, обнялись и поклялись называть друг друга братьями до конца своих дней.
При всем при этом, оба отлично помнили, какими были их отношения еще несколько часов назад и один из них, а именно дед Иван, получал несказанное удовольствие от того изменения, которое с ним произошло. Второй же был уверен, что на его род наложено страшное проклятье и пытался изо всех сил взять себя в руки и мысленно уже несколько раз «порешил» ненавистного соседа.
Слугу вызывали?
Прошло шесть с лишним месяцев со дня кончины Ивана Васильевича. Василий переехал жить в дом отца. Навел порядок, – так, как считал нужным. А именно, уволил всю старую прислугу и нанял новую. Сделал ремонт в нескольких комнатах, «стильно» покрасив стены в лимонный цвет. Построил новый высокий забор вокруг усадьбы, да такой, чтобы соседи и взгляд не могли бросить в сад, а вороватые детишки чтобы и не помышляли «умыкнуть» Васькино яблочко.
Но, несмотря на все эти чудачества, Вася чувствовал себя скверно, его мучило уныние, он не знал куда себя деть и что делать. Однажды он даже несколько часов рассматривал мышеловку, раздумывая, не засунуть ли туда пальцы.
Просыпаясь среди ночи, он подолгу лежал и смотрел в отблески света от электронных часов на потолке и думал о смысле жизни. Иногда от осознания безвыходности он даже подолгу гудел как паровоз, чем пугал и одновременно веселил прислугу, тихонько столпившуюся у его дверей.
И вот, однажды, среди одной из таких ночей разразилась сильная буря. За окном бушевал ветер и лил дождь. Молнии сверкали как гнев Божий, и казалось, что они пронизывают землю насквозь во время своих ударов. Вася не спал. Он был сильно напуган, понимая, что перед такой стихией ему никто не поможет. От страха он прильнул щекой к золотому подсвечнику и, сидя на кровати, вслух уговаривал себя, что все в порядке и что он еще не сошел с ума.
В дверь тихонько постучались. Василий бухнулся в постель,сделав вид, что его разбудили, спрятал подсвечник под подушку и, зевая, раздраженно разрешил войти неизвестно кому.
На пороге его комнаты стоял старый дед. На нем была рыбацкая куртка и широкополая японская треугольная шляпа из тростника. Вдруг, за окном ударила молния и осветила силуэт вошедшего человека. Куртка была зеленоватого цвета, очень старая и выцветшая. Ноги кривоватые, обутые в высокие сапоги. В руке он держал небольшую лопату. Все это было жутко мокрым. Опять ударила молния, и Василию показалось, что глаза старика блеснули зеленым светом, как у кота. Василий от страха подтянул ноги и часто задышал. Он узнал деда. Это был слуга. Настолько старый, что о нем ходили слухи, что он служил еще прадеду Василия, и уже тогда он был очень стар. Это означало, что ему уже больше ста пятидесяти лет. Дед всю свою жизнь служил только их семье, никогда никого не обманывал и помогал во всем, в чем только мог, а это означает, буквально во всем.
А Василий, этот неблагодарный, несносный мальчишка, взял его да и уволил на все четыре стороны, обокрав деда на последнее жалование. И теперь вот дед перед ним, пришел отомстить и навсегда решить для него вопрос о смысле жизни.
Гость прошествовал в полном молчании через всю комнату и сел на край кровати. Он долго изучающе смотрел на дрожащего хозяина комнаты.
– Ну, я тебя слушаю, – еле вымолвил Василий.
Старик молчал.Василий осмелел:
– Чего тебе надо-то? За деньгами пришел? Вон они, в тумбочке, возьми сколько надь.
Старец даже не моргнул, он смотрел в глаза Васи, не отрываясь.
Молодой человек с большим удовольствием послал бы деда подальше, но тот факт, что на часах три часа ночи, а в руке у деда лопата, сдерживали его и заставляли ждать инициативы от старого слуги.
– УУ…УУУ… – неожиданно для себя начал подвывать Василий.
– УУ…УУУ… – эхом отозвался дед и засмеялся:
– Неужто напужался, Васенька? А я-то, дурак старый, видишь, промерз на улице, а тут в тепло зашел, на кровать твою сел, да и задремал. – Старый слуга проследил за взглядом Василия,пялившегося на лопату.
– Ах, это, та не страшись, это кто-то из твоих работников в коридоре забыл, а я взял, чтобы прибрать ее, – с лица деда не сходила улыбка.
– Я вот с чем пожаловал, дошли до меня слухи, что не спится тебе и не живется, что покоя ты не имеешь, и как дальше жить не знаешь. Помогу я тебе. Вот тебе адресок. Ты прочти его да запомни. Там живет гадалка одна, она любую проблему решить поможет. Только ты на машине не едь, все равно в пути сломается, а ты нервничать будешь. Ты на поезд садись и на поезде добирайся, а дальше пешочком, через лес.
Он протянул листок бумаги. На нем была нарисована небольшая карта и написан адрес.
Василий оторвал взгляд от листка и хотел поблагодарить деда, но когда он посмотрел на него, то был удивлен больше, чем когда-либо в своей жизни. Дед начал оплавляться, словно свеча, и, пройдя через целую серию метаморфоз, превратился в собаку. В настоящего огромного дога. Васька чуть не описался. Дальше – хуже. Собака превратилась в белку, белка в рыбку, рыбка в утку, утка в яйцо…
У Васи даже проскочила мысль, что сейчас будет иголка и именно так вот обычно приходит смерть.
Но, после следующей трансформации, яйцо превратилось в небольшой сверкающий шарик и вылетело в приоткрытую форточку.
Василий от неожиданности дернулся всем телом и… проснулся.
В руках он все еще сжимал подсвечник, а за окном бушевала гроза.
На пороге комнаты стояли сбежавшиеся на вопли хозяина слуги.
В путь.
Закончилась весенняя гроза. На небе светило яркое солнце. Но светило оно и в груди нашего страдальца. Он бодро вышагивал в сторону мукачевского железнодорожного вокзала, с каждым шагом удаляясь от своей машины, наполненной удивленной охраной.
С самого утра Василий чувствовал необычный подъем. Он проснулся в восемь часов и в рекордно быстрые сроки оделся, совершенно самостоятельно, чего в последнее время не случалось.
Куда-то позвонил и узнал расписание поездов.
Все дело в том, что на него произвел огромное впечатление сегодняшний сон. Василий, как-то необычно для себя, помнил все детали, а особенно указанный адрес. А еще его удивляла та жизнерадостность, которая наполняла его, как только он начинал действовать в направлении, указанном ему стариком во сне.
Вот подошел он к кассе и стоит. Вылупился и смотрит на кассиршу, не знает, что дальше делать надо, на поезде-то он с детства не ездил. А дама ему:
– Чего тебе, сынок?
А он ей, запинаясь, так, мол, и так, билет нужен.
Кассирша сообщила, сколько это будет стоить. Вася аж струхнул, не перепутала ли она чего, такой мизерной была сумма. Он-то думал, что меньше чем тысяча долларов в этом мире уже ничего стоить не может.
– А могу я купить у Вас поезд? – искренне поинтересовался Василий.
– Нет, поезд купить нельзя, можно купить только место. – Кассирша заулыбалась, понимая, что паренек явно «не в себе». Но когда последний достал из небольшой коричневой кожаной сумочки пачку евро, номиналом по 500, и когда он протянул одну бумажку, сказав:
– Сдачи не надо, – кассирша окончательно разулыбалась. И,заикаясь, искренне пожелала приятного пути.
…вагон бежит качается.
В поезде оказалось уютно и интересно. Покупая билет, Василий почему-то выбрал плацкарт. Как оказалось, это странный такой вагон, в котором едут все сразу, шумят и распространяют странные, незнакомые запахи.А через вагон время от времени проходят странные гости.
Вначале это был слепой, который разносил людям календарики и журналы, которые потом с тем же успехом собрал, не продав ни единого.
Затем вошли дети – цыганчата. Они подходили к каждому, сурово смотрели в глаза и протягивали руку с немой просьбой. От этого действия у всех тут же просыпалось сильное желание повнимательнее рассмотреть мелькавшие за окном великолепные горные пейзажи.
Третьим эшелоном прошествовали цыгане взрослые. Они играли на разных музыкальных инструментах. Впереди шел барабанщик с огромным барабаном, за ним – скрипач, далее – гитарист, трубач, тетка с бубном, дед с синтезатором, карлица с тромбоном. Замыкал шествие настоящий бурый медведь. Эта компания хорошо заработала, сорвала аплодисменты и развеселила всех едущих, спев песню «Голубая луна».
Почти весь путь Василий проехал один в своем отделении вагона. Он даже не заметил, как к нему подсели две толстые бабы, и ни на кого не обращая внимания, начали лопать дурно пахнущую колбасу с хлебом. Не заметил он, ни того, как подошла какая-то старушенция, и долго стояла возле них, ни того, куда эти трое потом исчезли.
Очнулся он только от резкого толчка. Поезд остановился, не доезжая до Львова, просто в каком-то поле. Пошел слух, что кто-то нажал «стоп-кран».
Василий выглянул в окно и сильно удивился, увидев, что место, где остановился поезд, это как раз то место, где ему лучше всего выходить.
Выйдя на улицу, он убедился, что из поезда выскочил он не один. Из соседнего вагона, очень осторожно, но торопливо слезла толстая негритянка. В руке она держала увесистую плетеную корзину.
Когда поезд тронулся, а Василий уже отправился своей дорогой, женщина продолжала стоять там, где сошла. Вася обернулся, чтобы увидеть, чем занята дама, и, как ни странно, ему показалось, что она разговаривает с корзиной.
– Светочка, ну, а что же делать? – донеслось до него.
«Наверное у нее там мобильник», решил наш герой и отправился через лес своей дорогой.
Мобильник?
Света дружила с Людой с раннего детства. Всю жизнь они прошли вместе. Детский садик, школа, торговый институт. Вместе в палатке при «Помаранчевой».
Вот и сейчас они вместе делают свой небольшой бизнес. Проще говоря, торгуют кальсонами да носками, возя их из Черновцов и продавая в Ужгороде и Мукачеве.
На днях у них появилось неотложное дело во Львове. Люда утверждала, что если оно выгорит, то их бизнес вырастет вдвое, и они заживут как олигархи.
Света не очень верила в надежды подруги, но поехала с ней.
В дорогу они, как всегда, взяли хорошей колбаски, лучка, семечек. Светик прихватила бутылочку «горькой».
В поезд сели без приключений и вполне удачно устроились напротив молодого и весьма симпатичного юноши.
– Ишь, какой, наверное «франт», – прошептала Люда Светке.
– Та какой «франт», «быдло» сельское. Ездит на заработки в Россию, вот, оделся на последние деньги.
– Глянь, та у него ж туфли крокодиловые.
– Это крокодил? Та это такой крокодил, как я – жаба. В Черновцах такие крокодилы по 10 баксов. Поняла?
– А водку он будет с нами?
– Та ты чего, ему нашу водку удумала в бак залить? Все, забыли за него. Предлагаю тост: «за наш бизнес!»
Не успели дамы выпить, как к ним подошла пожилая женщина в костюме контролера.
– Прошу прощения, – сказала она.
Подружек пробил холодный пот. Билеты они не покупали, а в вагон попали только им известным способом.
– Кофе! Не желаете? – спросила «контролерша», протянув в сторону ошалевших «зайцев» термос из золота. Того факта, что это настоящее золото подруги даже не подозревали.
– Дешево, по пять евро кружечка.
Толстячки переглянулись. Сурово глянули на тетушку и полностью предались своей привычке к скандалам, наградив удивленную продавщицу самыми отборными словами из своего скупого лексикона.
– Не хотите платить, не надо, я вас угощаю, – улыбнулась женщина с термосом.
– Ща, мы тебя угостим.
– Ты за такие шуточки всю жизнь угощенная будешь.
Подружки невероятно резво для своего возраста и веса вскочили, подхватили неугодную им торгашку под руки и, буквально, вытащили ее в тамбур.
Дама верещала и сопротивлялась, но в вагоне этого просто никто не заметил. Каждый был слишком занят собой.
Одержав победу и затянув противника в тамбур, Света и Люда поубавили пыл. Они отпустили руки попутчицы и стали на нее угрожающе смотреть.
Но, неожиданно для них, «контролерша» не испугалась. Наоборот, подруги готовы были поклясться, что она стала расти, пока не достигла двух метров ростом.
– Ну что, где ваши билетики?
– К-какие билетики? – запинаясь, залепетали подруги, при этом одна укусила за плечо другую.
– Да такие, что вам позволяют людьми оставаться при такой жизни.
– Кто Вы вообще такая, вы ведь не контролер? – набравшись смелости спросила Люда.
– Я? В своем роде как раз контролер. Я фея ЗА. Хозяйка и повелительница ЗАкарпатья. Моя ЗАдача охранять и беречь этот дивный край. Все, кто живет на моей территории, называются ЗАкарпатцы. Те, кто уезжает делать бизнес в другие страны – ЗАробитчане. Я люблю ЗАкаты, тихие ЗАводи… Даже вы сейчас кто? Правильно – «ЗАйцы».
– Слушай, да кого волнует, чего ты там любишь? – осмелевшая Света пошла в атаку. Она уверилась, что перед ними настоящая сумасшедшая. Расставив руки и раскорячив ноги она начала двигаться на фею.
И тут – «ХЛОП»! Она превратилась в Жабу. В настоящую зеленую жабу «рапуху». Только огромную. Размером с хорошего кота.
Люда перекрестилась, упала на колени и кротко сказала:
– Простите. Не знаю как, но так мы больше не будем.
– Поздно просить прощения. Вы – предательницы. Помните, когда вы были совсем маленькими, вы дали клятву? Помните какую?
– Н-нет.
– Вам же хуже. Пока не выполните ее, наказаны. Ты будешь жабой, а ты будешь жирной негритянкой. А теперь, дамочки, крайне настоятельно рекомендую вам устроиться в цирк, это для вас единственное спасение. На выход! – скомандовала фея, протянула Люде большую плетеную корзину и дернула «стоп-кран».
– Ты не бросай меня Людочка, – были первые слова жабы, когда поезд с надписью «Поезд с вершин», отправился в дальнейший путь.
Дом, просто дом.
В доме у гадалки царил полумрак. Витали разные запахи, – от сушеных груш до изящных духов. Через всю комнату была натянута бельевая веревка, на которой длинными вереницами висели разноцветные женские платки, японский флаг и небольшая книжечка, как оказалось впоследствии, это был паспорт Василия. В остальном, помещение было вполне приличное, свежий евроремонт. Вдоль стен, на высоте чуть более метра, – деревянные коричневые планки, три в ряд. «Как у «Адидас»»,почему-то подумал Вася. Стены выкрашены в бежевый цвет, на одной из них красуются стильные коричневые часы, а на потолке несколько люстр «под Японию».
Посреди комнаты стол, за которым, лицом к Василию, сидела ну очень пожилая женщина. Создавалось такое впечатление, что она вот прямо сейчас рухнет. По ее внешнему виду можно было легко определить ее принадлежность к нечистой силе. Нос кривой, один глаз меньше другого, что-то все время бормочет. Одним словом – ведьма.
Вошедший набрал полную грудь воздуха, и, поборов страх, выпалил:
– Здравствуйте. Так Вы и есть гадалка?
Бабуля присмотрелась к источнику шума.
– АСЬ?
– Я СПРАШИВАЮ, ВЫ ГАДАЛКА БУДЕТЕ, БАБУЛЯ? – Прокричал в нетерпении Василий.
– Я? Гадалка? – прошамкала удивленно пенсионерка,-какая
же я гадалка, посмотри на меня, неужели я, Господи прости, похожа на гадалку? Я пришла сюда за приворотом.
– ЗА ПРИВОРОТОМ??? – Удивленно округлил глаза Вася.
– Ну да, понимаешь, есть у меня знакомый один. Жил он всю жизнь сволочь – сволочью. Постоянно ссорился со всеми, воровал, все себе присваивал. Особо сильно ненавидел он соседа, что через дорогу от него жил. А тут, на старости, как-то взял, да и поменялся. Добрым стал, отзывчивым, таксистом устроился. Мне цветы постоянно носит, называет «голубушка». В общем, чудо, а не мужик.
– Так я понял, у него сердце к Вам не равнодушно?
– Так конечно нет, полюбил он меня всей душой. Признался, что всю жизнь меня любил, с детского садика, я у него тогда воспитательницей была.
– А приворот тогда зачем?
– А-А-А. – Потянула старуха
– Это для меня. Чтоб я, дура старая, не сумневалась.
– ???
В этот миг зазвонил школьный звонок, а за ним, как бы отовсюду, зазвучал голос Левитана:
– Василий, пройдите в кладовку!
Медленно он повиновался приказу.
И снова здравствуйте.
Как оказалось, «кладовка» не была маленьким помещением, набитым банками с вареньем и консервацией. Это была приличных размеров комната, обставленная в стиле современного офиса.
В углу, на небольшом стульчике сидел человек. Волосы его были седы, а плечи гордо подняты. В зубах у него была зажата курительная трубка, дым от которой практически полностью окутывал сидящего.
Услышав, что в комнату кто-то вошел, человек поднялся со стула и бодрым чеканящим шагом направился к вошедшему. Протянул ему руку и представился:
– Иван Васильевич, Ваш отец. Прошу любить и жаловать.
Затем он помолчал и добавил:
– Сідай синку, шо стоїш, туй усі свої, – сказал, и улыбнулся.
– Папа? – еле вымолвил Василий и сел прямо там, где стоял на пол.
– Да, видишь, стою перед тобой, весь мертвый. А ведь мог бы еще жить и жить. Теперь я знаю, кто мне годы скоротал-то, и кто смертушку мою призывал. Эх, сына, доложили мне, что жизнь свою ты бездарно ведешь. Знаю, также, что ночами не спишь, мучаешься. И почему мучаешься, тоже знаю. Слушай меня внимательно, чего скажу тебе, сделай так и будет счастье. Найди старого человека, которому уже жить осталось недолго. Усынови его. Он от благодарности будет тебе верным сыном и помощником. Но, вся закавыка в том, что умрет он раньше тебя, и на наследство претендовать не сможет. А это позволит избавиться тебе от дурных мыслей и познать радость отцовства.
– Да, но где я найду такого идийота, который захочет пойти на енту авантюру?
– А вот тебе волшебная формула, – ответил Иван Васильевич
«Ничего не выбирая, иди.
Иди, пока не понял, что пришел.
Придя – походи.
Походив – смотри.
Что-то найди»
– Так это же ничего не значащая бессмыслица!
– А ты много нэ думай. Отпустысь, дай серцю сэбэ вэсты. Дарагой! – ответил он с наигранным грузинским акцентом и пыхнул трубкой.
В этот самый миг произошло что-то странное. Комната начала увядать. Голос отца становился все тише и тише, пока совсем не исчез. Несколько секунд, и от образа отца не осталось и следа, вместо родителя за столом сидела та, древняя старуха, которую Василий видел ранее.
И стоит он не в кладовке, а в той же самой комнате с бельевой веревкой, на которой висит флаг и его паспорт.
– Так это как же, это что же за такое? – выпалил он, по инерции хватая паспорт и пряча его за пазуху.
– А это, дорогой мой, видение и мое гадание, – ответила из-за стола старуха.
– Я, как ты догадался и есть гадалка.
– Так шо Вы мне голову морочите, не могли сразу, по делу? Как я привык.
– А как ты привык больше не будет. Убирайся и не появляйся на моих глазах, пока не сделаешь того, что велел тебе отец.
Дед Ваня
Василий, многострадальный, изнуренный долгой поездкой Василий… Он шел по мукачевским улицам, просто не зная, что ему теперь делать. Кому рассказать о своих приключениях? Кто поверит? Что посоветуют? Ответ на первых два вопроса он найти никак не мог, зато точно знал, куда его направят в ответ на третий вопрос. Именно поэтому он принял решение никому не говорить ничего, а терпеть свою судьбу во что бы то ни стало.
Естественно, он просто не представлял себе, как можно следовать гаданиям-видениям, навеянным странной гадалкой, да и как такое можно было воспринимать всерьез?
Неожиданно его размышления были прерваны резкой, как пощечина фразой, прозвучавшей у самого его уха:
– Диски продаю.
– Чего?
– Музыка, фильмы…
– А-а-а.
В лицо Василию ударил резкий перегар, исходивший от грязной, неухоженной женщины, которая возникла прямо перед ним. Она протянула ему раскрытую сумку, наполненную аккуратно сложенными пиратскими дисками. Протянув руку, он выбрал первый попавшийся. Засунул руку к себе в карман и дал женщине первую попавшуюся бумажную банкноту, после чего женщина радостно ускакала к ближайшему «обменнику».
Раскрыв коробочку, Василий прочел написанное маркером название, то ли фильма, то ли песни: «Ничего не выбирая».
Странная сила ударила его в живот. Он почувствовал себя так, как будто он алый парус, поднятый над палубой корабля своей мечты. Ветер перемен наполняет его и гонит неизвестно куда к новым берегам и новым открытиям.
Не заметив как, он оказался на незнакомых улицах. Шел среди заросших двориков, заглядывал в обычные магазины и кафе. Он забыл, что собирался домой и что у него были какие-то дела. Даже то, что один из шнурков развязался и, нацепляв целую кучу репейников, болтается сзади, больше его не волновало. Все, чем он сейчас был, это ритм, который он чувствовал своим сердцем и который не поменял бы ни на что на свете.
Вот он идет по набережной. Солнце отражается в воде, вдоль берегов на подстилках, словно странной породы тюлени, расположились отдыхающие.
Проходит «Зеленый Рынок», где торгуют свежим перцем, яблоками и цветами.
Выходит на старинный торговый пассаж, где разносится запах кофе и звучит этническая музыка одного из многочисленных кафе.
Перед глазами возникает невероятной красоты католический собор, который своими башнями смотрит в небо, словно призывая проверить, что там, среди облаков.
И в этот самый миг благости, когда Вася готов был, как ему казалось, взмыть ввысь и унестись к звездам, чувство наполненности исчезло. Ноги остановились, мысли спутались, он не знал что делать дальше.
Не видя другого выхода, он начал ходить кругами, пытаясь отыскать, какое же из направлений сможет вернуть ему утраченное чувство.
Но чувство не возвращалось. Стало очень одиноко, захотелось людского тепла, выпить, закурить, поговорить с кем-то.
Василий огляделся. На удивление улицы оказались абсолютно безлюдными. Вокруг ни души, хотя стрелки часов на запястье «сообщали», что уже десять часов утра.
Покрутив головой, ему все же удалось найти одного живого человека. Метрах в двадцати от Василия, в глубокой тени, отбрасываемой собором Святого Мартина, стояла невзрачная серая «девятка».
– Такси! – воскликнул наш герой, сразу вспомнив о своих планах ехать домой.
Подойдя поближе к машине, он увидел, что за рулем сидит седоволосый пожилой человек. Сквозь приоткрытое окно он улыбается и дружественно кивает головой.
Что-то отозвалось в сердце Василия, он понял, что нашел того, кого искал. Перед ним был пожилой человек, который станет ему сыном и который принесет покой в его душу. Сам того не подозревая, Василий полностью следовал замысловатой формуле и дошел до своей цели.
В машине оказалось очень комфортно. Мягкие протертые сидения, запах советского одеколона «Тройной», дедушка, который, как оказалось, крепко спал с открытыми глазами, высунув голову в окно. Всю эту идиллическую картину завершал старый кассетный магнитофон, который слегка «тянул» пленку и играл песню группы «Любэ».
«…А на сердце опять горячо-горячо
И опять и опять без ответа
А листочек с березки упал на плечо
Он как я оторвался от ветки…»
Когда Василий поудобнее умостился, дед проснулся, нежно крякнув. Повернулся к пассажиру, смерил его взглядом профессионала и спросил:
– Ну, сынок, куда?
– Домой, – ответил Вася и назвал адрес.
По дороге они разговорились. Как оказалось, голос у деда был мягкий, даже бархатный. Звали деда Иван. Он недавно купил себе машину и теперь работает на благо людям. Сам он сирота, с детства, его родителей вывезли в Сибирь во времена коммунизма, где они и погибли.
Дед Иван был очень спокойным и добрым. Казалось, он все свое внимание уделял пассажиру.
На удивление Василия, дед, услышав предложение стать сыном, с удовольствием согласился. Оказалось, он всегда мечтал об отце. Хоть о каком.
На том и порешили.
Баба – жаба.
Добравшись попутками до Львова и изрядно потрепавшись в дороге, Люда и ее подруга жаба устроились работать в местный цирк. Дни проходили за днями, дамы выступали с различными номерами. Говорящая жаба поражала всех зрителей. Все просили подержать ее на руках. Хотели побеседовать с ней на глубоко философские темы. Люду зрители тоже полюбили. Она стала профессиональным клоуном. Сильно похудала и перестала саркастически относиться к политике.
В ее жизни произошло еще одно важное изменение, она очень полюбила свою жизнь, а то, что она стала негритянкой, ее нисколько не расстраивало. Напротив, ее очень радовала возможность, закрыв глаза, прятаться в кромешной темноте подземных переходов и пугать ничего не ожидающих прохожих, выскакивая из темноты и вручая им приглашение в цирк.
Да и дирекция цирка была в восхищении от парочки. Благодаря Афине и Кваке (театральные псевдонимы наших подруг) доходы цирка стабильно росли. Так, никем не замечаемый ранее львовский цирк, приобрел мировую популярность, его начали приглашать в другие города и страны.
Шоу с Афиной и Квакой показывали в Женеве и Египте, в Брюсселе и Росии, в Амстердаме и на Ямайке. И вот, однажды их пригласили в Париж.
Отцы и дети
– Так прошел целый год. Мы с соседом жили душа в душу. Помогали всем, кто нуждался, а тем, кто не нуждался, помогали сверх меры. Юрка теперь глава села, его люди сильно полюбили. С зимы, как год заклятия прошел, он со мной говорить перестал. Да и я на рожон не лезу, ему не досаждаю, тяжко ему теперяче. А я, вот, машину купил. Таксую по Мукачеву да по Ужгороду. Хочешь и в Хуст могу отвезти. Да и судьба меня полюбила. Видишь, все у меня есть, и покой в сердце и радость на душе. Отец теперь появился, все как в сказке. Только вот любопытно мне, что же это все же за мальчонка-то был, который меня жить-то так в одно мгновенье научил, а?
Дед Иван не умолкал ни на секунду, уже пятый раз рассказывая Василию свою историю. Он крутил руль своей машины и все говорил и говорил о том, как он счастлив, как теперь заживет со своим новым отцом.
С того момента, как Василий официально усыновил деда Ивана прошло много времени. И вот теперь, возвращаясь из деловой поездки домой, Василий сидел рядом с сыном и слушал его непрекращающуюся болтовню. В последнее время в нем все больше пробуждались демоны скепсиса и сарказма. Ведь он сделал все, что говорила гадалка, подло замаскировавшись под его отца. Он усыновил этого эмоционального дармоеда, этого восторженного идиота. А ему, Василию, отчего не стало легче, где обещанное спокойствие и внутреннее благополучие, почему дыра в душе еще чернее, еще больше?
Темные мысли поплыли в его светлой голове. «Все, больше не буду ничего делать. Притворюсь больным, и пусть Ванька теперь мучается»,- решил он.
– Ванечка, сынок, кажется, я непоправимо заболел. Мне думается, я умираю, и теперь до конца дней моих ты будешь спасать мое здоровье и мою жизнь, – выпалил он и «потерял сознание», упав лицом на колени перепугавшегося Ивана Федоровича.
Память.
Зазвучали медные трубы. Ударили большие барабаны. Свет разноцветных прожекторов осветил алые кулисы, которые в данный момент отделяли Кваку и Афину от арены цирка.
– Дава-а-а-ай, наш вы-ы-ыход, – проквакала Квака, но Афина медлила. Она уже так много раз выходила на арену и испытывала тревогу перед выходом, что уже успела привыкнуть к этим переживаниям. Сегодня же, в ее чувства прокралось что-то новое, доселе не знакомое. Ей казалось, что она нашла себя. Что цирк – это ее призвание, что без него она теперь просто не сможет.
Заглянув в зеркало, она увидела высокую, стройную темнокожую женщину, которая лучилась молодой энергией. Где теперь делись ее тучность и жадность, грусть и алчность, лживость и озабоченность? Где та Люда, которую она знала раньше?
С самого утра она чувствовала, что сегодня какой-то особый день. Ощущение, что что-то должно произойти не покидало ее до последнего момента, и вот теперь, когда уже пора выходить к зрителям, когда аплодисменты там, за призрачной пеленой отделяющих шторок говорят, что ее заждались, Афину парализовал страх. Она боялась, что весь этот цирк, что встреча в поезде и ее зеленая земноводная подруга – все это сон. И она вот-вот проснется, чтобы вновь ехать в Черновцы за товаром.
– Да ну-у-у-у же, дорогу-у-уша, не тормози-и-и, – подгоняла Квака, – заболела ты, что-о-о ли?
Афина собралась, взяла Кваку на руки и вышла к зрителям.
Сегодня им предстояло необычное выступление. Для жителей Франции они подготовили целую пьеску под названием «Развал СССР». Квака играла Горбачева, на ее голове красовалось розовое пятно, специально изготовленное из латекса. Афина была одета в особой конструкции платье, на котором красной краской была нарисована страна советов. В ходе пьесы Квака командовала Афине, что ей нужно делать, а та, подчиняясь, отрывала от платья куски-республики и дарила их зрителям. И чем меньше на ней оставалось неуклюжей конструкции СССР, тем больше зрителям открывался вид на чарующий, золотисто-блестящий костюм акробата, надетый на Афину.
И вот, когда она подарила сидящему в зале послу Франции последний кусок платья с надписью «Россия», она уже не выглядела как клоун. Перед зрителями стояла настоящая повелительница вершин, эквилибристка Афина.
Завершив «развал СССР» Квака удовлетворенно чихнула и нацепила на голову небольшую золотую корону. Она запрыгнула на спину Афине и вместе, под раскаты труб и барабанов, освещенные светом, взмыли они под купол цирка.
Когда же они достигли вершины и сделали несколько головокружительных трюков, произошло то, чего ни одна, ни вторая не ожидали. В какой-то миг видение цирка исчезло, и они оказались в своих, глубоко погребенных под мирской суетой, детских воспоминаниях.
Клятва
…
– Тогда давай поклянемся.
– Давай поклянемся, что мы никогда не забудем, что мы волшебные существа.
– Мы клянемся, что никогда не станем толстыми жадными бабами, как наши соседки.
– Я обещаю, что когда-нибудь обязательно буду выступать в Париже в цирке и стану воздушной гимнасткой, – громко произнесла Люда.
– А я обещаю, что на твоих выступлениях буду превращаться в царевну-лягушку и буду тебе помогать, – вторила Света.
В этот самый миг блеснула молния и ударил гром. По листьям зашуршали первые крупные капли начинающегося дождя.
Недовольные соседки, бухтя и постанывая стали снимать белье, а две озорные девчушки, весело смеясь и прыгая по молодым лужам, умчались в дом.
Снова дети
Гром оваций обрушился на Кваку и Афину. Они стояли посреди арены, а со всех сторон на них сыпались цветы. Некоторые из них, по традиции парижан, летели прямо в горшках и подругам приходилось уворачиваться.
Когда они посмотрели одна на другую, ничего, кроме возгласа изумления они издать не смогли.
Им снова было по пять лет. Одна очень смуглая, в блестящем платьице, а вторая со слегка зеленоватым оттенком лица и большим, улыбающимся ртом.
Они и не подозревали, что там, под куполом цирка, когда они все вспомнили, произошло настоящее чудо. На глазах у изумленных зрителей жаба и акробатка засветились ярким светом и превратились в бабочек. Бабочки, в свою очередь, спустились на арену и предстали перед всеми, как девочки.
Естественно, никто, кроме самых маленьких детей в зале, не поверил в то, что это было самое настоящее волшебство. Все решили, что это такой цирковой трюк, но были ему, безусловно, рады.
У выхода из цирка Кваку и Афину ждала фея ЗА. Она взяла подруг за руки.
– Ну что сорванцы, вспомнили?
– Да, тетенька, вспомнили, спасибо.
– Я вам не тетенька, а фея ЗА, – наигранно обиженно сказала фея и топнула ногой, – ну что, хотите остаться детьми и прожить жизнь заново?
Детей даже не нужно было спрашивать, они одновременно закивали головами и завизжали от радости.
– На том и порешили. А теперь, детишки, бегом на вокзал, вас там ждет «Поезд с вершин». Домой поедете.
Девочки вмиг обернулись в голубей и стремглав полетели к поезду. И, хотя им очень понравился Париж, они очень соскучились по величественным закарпатским горам.
А во Францию они потом еще не раз приезжали в составе цирка.
Чистые чувства.
Василий болел уже двенадцатые сутки. То, что началась как простая симуляция, теперь превратилось в настоящую хворь. Время от времени он приходил в себя и еле слышным голосом просил водички.
Каждый раз его сын, Иван Федорович, подавал ему наполненную кружку, сочувственно смотрел ему в глаза и спрашивал, как тот себя чувствует.
На что Василий натянуто улыбался, закатывал глаза и тихонько говорил:
– Ох, стремно мне.
Иван Федорович очень близко к сердцу принял болезнь новоиспеченного отца, он ни на минуту не покидал комнату больного, выполняя даже самые мелкие его поручения. За прошедшие двенадцать дней в комнате у Василия побывали главный врач Мукачева, Ужгорода, мэры обоих городов, посол Чехии, польская целительница. Ходили слухи, что даже президент заинтересовался состоянием здоровья Василия и попросил секретаря узнать, как он там.
Но ничьи визиты не помогали. Единственное, что отметили все гости, да и слуги в доме, это то, что Василий сильно состарился. Он усох, уменьшился, поседел и на вид ему было все 65. А вот Иван, наоборот сильно помолодел. На его голове чернела густая шевелюра, тело было налито молодой энергией, он весь лучился жизнью.
В доме даже начали ходить нехорошие слухи о причастности Ивана к нечистой силе.
К вечеру двенадцатого дня, Василий совсем сник. Его увитое седой бородой лицо не выражало ничего кроме отчаяния и ненависти к американским диктаторам, русской контрразведке и украинскому пищепрому.
Жестом руки с выставленным вперед средним пальцем, он подозвал к себе сына Ивана. Тот беспрекословно повиновался и склонился над лежащим.
Василий кашлянул ровно три раза и еле слышно заговорил:
– Знаешь сынок, – начал он, – я всегда очень боялся именно вот такого момента. Даже тебя, старика, решил усыновить, чтобы тебе ничего не досталось, чтобы не помышлял ты о наследстве. А теперь гляди как все сталось. Ты молод и силен, а я стар. Прошу тебя, пригласи завтра нотариуса, что на Московской, хочу я на тебя завещание оформить.
Иван зашелся слезами:
– Па, ты конечно будешь смеяться, но не нужно мне твое завещание и наследство. У меня никогда ничего не было, я простой таксист. Да и ты не отчаивайся, не помрешь ты, я в Киеве академика одного народного нашел, он всех лечит с помощью соли. Вот и тебе он уже клизьмы соленые прописал, так что жить будешь.
– Слухай, помнишь, ты мне про жизнь свою рассказывал, ну, про соседа, с которым у тебя война была. Про мальчугана, что заклятье на вас наслал. Ты-то свою задачу сполна выполнил, вон теперь тебе как поперло, помолодел даже весь. А с соседом-то твоим что сталось?
Я?
– Маниакально-депрессивный психоз? Вы уверены? – спросил доктор.
– Да доктор, его уже осматривали до Вас. Сейчас он находится в маниакальной стадии, – ответила медсестра.
– А? О! Ага! Кто вы говорите его осматривал?
– Доктор Франклин. Он сказал, что у больного, быть может, еще и обширная психопатия. Что причиной тому нарушение снабжения кровью мозга и сильное эмоциональное истощение.
– Да вы что? А? Ага! Посмотрим, – воскликнул доктор.
Степан Степанович Фрезе был глуховат, медлителен, носил длинные волосы, туго стянутые сзади в элегантный хвостик и накрахмаленный белый халат. При всем при этом, он всегда сохранял железное спокойствие, имел грубоватое чувство юмора и был лучшим психиатром береговской психиатрической лечебницы, куда несколько часов назад доставили Юрия Афанасьевича Рэмбо.
Заходя в ярко освещенный кабинет, выкрашенный, как это и полагается, в ярко-салатовый цвет, в котором на небольшом диванчике уютно умостился больной, Степан Степанович не преминул пошутить:
– Все, вставайте, вам прописали электрошок и трепанацию черепа. Все, что от Вас останется, передадут студентам для дальнейшего исследования.
Глаза деда Юры, и без того большие, в мгновение ока превратились просто в огромные и стали походить на два спелых арбуза. Тело его напряглось, и он тихонечко пустил «шипуна», от чего воздух в кабинете заструился более очевидным и острым запахом. Дедушка рефлекторно поднялся с койки и невозмутимо глядя доктору в глаза, дабы скрыть то, что он и является причиной столь густого аромата, вымолвил:
– Я? Мне? Почему?
Еще никогда в жизни, он не чувствовал себя жертвой настолько, как это было сейчас. Именно поэтому от всех его жизненных убеждений осталась только их суть:
– А я выживу? Что со мной будет?
Степан Степанович, видя столь активную реакцию на безобидную, казалось бы, шутку, понял, что слегка переборщил и решил ослабить напряжение. Помахивая несколькими листочками с печатным текстом перед носом, он успокоил пациента:
– Так, успокойтесь, голубчик, это я не вам говорил, это сестричке за дверью. С вами мы просто побеседуем. Дышите глубоко. Повторяйте за мной. До-ди-дэ, до-ди-дэ. Глубже дышите, глубже. Полной грудью. Молодец.
В атмосфере заметно полегчало. Степан Степанович заглянул в распечатки.
– Ага! Значит ваша фамилия Рэмбо?
Услышав свою фамилию, дед Юра приободрился, покраснел лицом, начал активно жестикулировать. К нему вернулось красноречие и он поведал доктору свою родословную.
– А? О! Ага! Так выходит, вы царь?
– Да, царь! Я!
– Ага. Скажите, а у родителей ваших, психического оскуднения не наблюдалось?
– Чего? У меня, да?
– Глуховаты? Подлечим! Спрашиваю вас, родители тоже царями были?
– Ну а то кто же еще, конечно цари. Кто еще у царя родители?
– О! Ага, – Степан Степанович делал карандашом пометки в распечатках. – Бывают ли у вас галлюцинации, – зрительные, тактильные, обонятельные, вкусовые?
– У меня? Что? Я, это… Как так?
– Ну, странное что-то происходило у вас за последнее время, необычное?
– У меня? Ну, так я к вам поэтому и пришел. На меня проклятье наложено!
– Ага, о! Проклятье. Что, нос отваливается?
– У меня? Нет, у меня нос в порядке. Кривоват, это да, но он в порядке.
И Юрий Афанасьевич поведал доктору всю историю со своим соседом и ужасным колдуном-мальчишкой. Не нужно и сомневаться, что в этой истории дед Юра представлялся честным и добрым человеком, а все остальные, даже соседки, прячущиеся за шторками, выглядели чистыми подлецами и заслуживали сурового наказания.
Дослушав историю до конца, Степан Степанович сильно обрадовался. Он потирал руки и расхаживал по кабинету из угла в угол, изредка бросая короткий взгляд на пациента. Дело оказалось эксклюзивным.
Похоже, что ему, обычному провинциальному врачу, наконец-то улыбнулась настоящая большая удача и он столкнулся с чем-то поистине уникальным. Возможно, что он даже получит «Нобелевскую» за вот этого вот «перчика».
– А, вот, скажите, любезный, откудова у вас такая патологическая зацикленность на себе?
– У меня? На себе? Да кто такое сказал? Я за собой такого никогда не замечал. У меня же совсем другие проблемы, доктор, разве вы не видите? Помогите мне.
– О! Ага, а вы осознаете, что постоянно говорите только о себе?
– Я? О себе? Да когда это я о себе? Я же вам говорю, это ОНИ меня околдовали. ОНИ виноваты, а не Я, неужели не ясно?
– Ага! Замечательно, – Степан Степанович достал из карманчика халата вышитый украинским орнаментом платочек и вытер вспотевший от волнения лоб, – Знаете, Рэмбо, вы станете героем.
– Я? Героем?
– Да. Героем всех современных книг по психиатрии. Благодаря вам будет написана диссертация, которая будет посвящена новой болезни, ярким представителем которой вы являетесь. Пожалуй,я назову ее «мне-меня-Я-мания с патологической фиксацией и нарастающей индукцией». А вы, друг мой любезный, располагайтесь поудобнее. Тут теперь вам и дом родной и семейный очаг. Таблетки вам заменят завтрак, а судно под кроватью – жену.
– Я? Мне? Почему я? – дед Юра спрятал лицо в руках и начал тихонечко всхлипывать.
– Да не расстраивайтесь вы так, все в жизни только начинается. Скоро нам с вами предстоит серьезная встреча, так сказать «научный консилиум». Посмотрим, что скажут мои знакомые.
Фрейм.
А в то самое время, когда происходили все эти загадочные события, на очень удаленном краю Земли, в пустыне Гоби, небольшой рыжевато-прекрасный верблюд, никуда не торопясь, жевал свою любимую колючку. Он был всецело поглощен своим занятием и с нашими героями его объединяла только одна общая черта. Ни он, ни они не имели никакого понятия о существовании друг друга. Они все жили в совершенно разных мирах.
Почему опадает листва?
Вечерело. Рыжая листва, кружась, опадала с кленов. Двор был наполнен разноцветными пятнами света и детскими голосами, которые доносились неизвестно откуда. Посреди двора стояла невысокая старушка, в руках у которой была увесистая метла. Легкими, уверенными движениями мела она опавшую листву и что-то тихонько напевала.
Василию никак не удавалось расслышать текст песни, да и лицо пожилой дамы было постоянно скрыто. Как ни пытался Василий обойти ее со стороны, она все время оставалась к нему спиной.
– Кто вы? – спросил совсем слабый, сгорбившийся и седой Василий. Он видел в очертаниях стоящей перед ним женщины что-то знакомое.
– Вы та гадалка, да?
Старушка не отвечала и продолжала мести листья. Она делала настолько резкие и сильные махи метлой, что листья, которые она мела, только сильнее разлетались.
Руководимый странным, незнакомым ранее чувством, он проковылял вплотную к старушке и предложил:
– Бабуля, вы неправильно метете, так у вас ничего не получится, давайте я помогу.
Старушка перестала мести, но не повернулась. Неожиданно молодым голосом она ответила:
– За предложение помочь спасибо тебе большое, Василий. Да только не сможешь и не пожелаешь ты мне помогать в моей работе. Посмотри на этот двор, готовится к зиме и который скоро весь уснет. Это мир, в котором ты живешь. Листья же, которые падают с деревьев, – это обрываются жизни людей, готовых к вечному сну. Я, как ты уже, надеюсь, догадываешься, та, кто метет эти листья и уносит их в неизвестное. Я смерть. И сегодня оборвется твой лист. Изо всех сил я пыталась наставить тебя на путь жизни и созидания, но ты предпочел не видеть моих подсказок, так что теперь, хоть мне и самой это печально, вышел твой срок.
– Постой-постой. Так не честно. Я выполнил все твои требования, нашел ведь, этого, как его… Усыновил.
– Но ты так и не сделал главного. За все время, отпущенное тебе на Земле, ты сам не помог ни одному живому существу. Не сделал ничего красивого, не гордости ради, и не ради почета, а просто так, ради самого действия, как Человек. И даже сейчас, о, глупая ирония, когда, почувствовав мою близость, ты испытал возвышенное чувство и решился помочь, оказалось, что ты предлагаешь смерти мести жизни других людей.
Старушка начала поворачиваться к Василию, и вот, когда он, переполненный ужаса, готов был увидеть ее лицо, его подхватил сильный ветер и начал кружить, словно пушинку, унося куда-то вдаль.
Время пить чай
Василий проснулся, тяжело дыша, но радостно скашивая глаза на мир. Он осмотрел себя: старые дряхлые руки, обвисший животик, седая борода. То, что еще вчера вечером его так угнетало и страшило, теперь просто не имело значения. Ведь он еще жив и у него появилось понимание, цель, которую он должен успеть осуществить.
– Ванька! Сынок, ты где, лодырь? Вставай давай, нету времени бока пролеживать. Батька твой здоров и жаждет нести миру красоту да радость.
В комнату шумно вбежал растерянно зевающий Иван. Одет он был в коричневую пижаму, на голове элегантный белый колпачок, а на ногах красные тапки с огромными балабонами. За спиной у него сгрудились изумленные слуги. Все как один они стояли с раскрытыми ртами и пялились на «спятившего» хозяина.
Новая жизнь
С этого момента жизнь на Закарпатье закипела по-новому.
Первым делом Василий разыскал старого слугу и нанял его снова на работу в дом, при этом выплатил жалование на пятьдесят лет вперед и пожелал долгих лет жизни.
Следующим шагом организовал очистку лесов, рек и городов Закарпатья от мусора.
Далее! Выделил огромные средства на реконструкцию городов, прокладку дорог.
После чего последовала еще целая череда полезных дел. Таких как: возведение самого крупного улья в мире, создание безалкогольного вина под названием «С.О.К», завоз огромного количества песка на пляжи, организация детского президиума в «Ратуше», организация праздника «Цветущие сакуры» и многое другое.
Сам того не ожидая, Василий полностью преобразился. Он больше не был стар и печален. Наоборот, он «светился» как солнце и только и делал, что искал горемык да обездоленных, чтобы им чем-то помочь.
Поговаривают, что однажды к нему на улице подошла необычная попрошайка. Она была очень вежлива и хитра. У нее были длинные рыжие волосы, темное пальто и небольшая темная шапочка. Слегка прихрамывая, она приблизилась к машине, в которой сидел Василий, и тихонько произнесла:
– Извините пожалуйста, будьте так любезны, не могли бы вы мне помочь?
Василий, увидев такую горемыку, решение принял моментально. Он выскочил из машины, и, придерживая дверцу водителя, проводил на свое место женщину. Пока она удивленно сидела, вцепившись руками в руль, он протянул ей ключи, говоря:
– Не забудьте завтра заехать к моему нотариусу, оформить документы на машину.
Он даже ни на секунду не задумывался, кто была эта женщина, нуждалась ли она на самом деле, или была профессиональным игроком. И что она сделала с его подарком его больше не интересовало. Он научился действовать только ради самого действия, не думая о последствиях и о наградах.
Через некоторое время, мукачевцы заметили, что справа от рынка «ГИД» началось строительство нового здания. Никто точно не знал, что это за постройка, но ходили слухи, что за стройкой следит сам Василий и, что это будет какой-то музей.
Ванька и шкафы.
Время шло. Приближался день открытия музея. Уже были составлены списки приглашенных и назначена дата открытия. Приготовления шли полным ходом.
Несмотря на огромные расходы на благотворительность, и учитывая, что сам Василий в бизнес больше не лез, доходы от его предприятий фантастически выросли.
Сам же меценат все скрупулезней относился к затратам на свою особу. И вот теперь, перед самым открытием музея он решил «зажать» на покупке нового костюма, и полез порыться по шкафам в поисках хорошего и не слишком заношенного наряда.
Недолго он лазил по шкафам в одиночку, дефилируя по комнате в красных семейных трусах. Через минуту-другую на помощь ему пришел Иван. Улыбаясь, он протягивал прекрасно скроенный костюм от Александра Амосу, в котором Василий провожал своего отца в последний путь.
«А что, это даже как-то символично», подумал он, «отец всегда мечтал о музее, и всегда видел меня таким, каким я стал сейчас. Пусть будет этот костюм».
Он примерил костюмчик, засунул руки в карманы и обомлел. В левом кармане брюк он обнаружил записку, ту самую, которую он нашел у отца и с которой он тогда так потешался.
Непослушными от волнения пальцами он развернул начинающий желтеть от времени лист бумаги, где аккуратным отцовским почерком был выведен текст легенды.
Василий перечитал ее.
Содержание записки
Фея За.
Когда-то давным-давно, так давно, что сейчас уже почти никто и не помнит, между Карпатами и Альпами было большое и чистое море. И была у этого моря царица. Но время шло, появились люди, они, как всегда, где-то чего-то наворотили и море исчезло. И исчезло оно так основательно, что морской царице не осталось ничего другого, как стать феей и отправиться странствовать по Земле. Поговаривают, что ее даже встречали на молодежной вечеринке, у сестры на Луне.
И вот, однажды, ей стало так тоскливо, что она даже не могла понять, чего она хочет, но точно знала, что она хочет чего-то. Немного покружившись на месте и походив из угла в угол, она поняла, что она жутко скучает по родным краям.
Собрав свои небольшие пожитки, она отправилась к себе, на ЗАкарпатье…
Там где ранее было море – земля покрылась цветами и травой, выросли огромные деревья и между ними с высоких гор потекли серебряные ручьи. Целую ночь она пролежала на холме, любуясь огромными звездами, которые отражались в глубоких озерах ее зеленых глаз. А утром, встав во весь рост, взмахнула руками и закружилась по холмам в танце.
Чем больше она танцевала, тем более дивным светом заливало равнины и горы.
И стала фея сущностью этих мест, их духом.
С тех самых пор, она заботится об этом крае, окружая его заботой.
А так как она очень полюбила людей, живущих там, то она, будучи великой шутницей, часто разыгрывает их, превращаясь в кого угодно: то в гадалку, то в странника, то в музыканта, то в вора… Шутки ее незлые, хоть иногда от них и стынет в жилах кровь, – они всегда несут знание, делают людей мудрее и добрее.
Никогда не знаешь, где ее повстречаешь и кем она будет на твоем пути, но встретиться она может любому.
И если, однажды весной, ты прогуляешься по прекрасным улицам Мукачева среди цветущих сакур, ты поймешь, как удивительно красиво ее любимое платье. Или, вдруг, осенью ты услышишь, как в небе летят «ключом» птицы, ты будешь знать, что она рядом и это в небе звучит ее волшебная флейта. А выйдя ясной ночью на улицу и посмотрев на небо, ты увидишь, как смотрит она на землю и любуется краем, который называется Закарпатье.
По собственному желанию.
Вася и Иван давно перестали называть друг друга отцом и сыном. Теперь они были просто братьями. После происшедших с ними событий, их было очень тяжело вывести из равновесия разными чудесами, скорее, они надеялись и верили, что чудеса в их жизни только начались.
Поэтому, зайдя в зал музея , где в честь открытия собрались гости, они нисколько не удивились, а скорее обрадовались такому разнообразию. Среди обычных, но очень значимых людей, сновал самый разнообразный сказочный народец. И шуршащие, и светящиеся, и зеленоватые, и укрытые шерстью, несколько переливающихся, но больше всего шумных и летающих. И, хотя, Василий не знал ни их названий, ни увлечений, он был ужасно рад таким гостям. В центре зала, в прекрасном розовом платье, стояла высокая женщина, за руки она держала двух очаровательных девочек. Она посмотрела на Василия и Ивана своими сверкающими зелеными глазами, и они сразу поняли, что перед ними фея ЗА.
Далее последовала скучная официальная часть, которую организовали ученые мужи из различных культурных заведений страны. Но так как лесные и горные жители не знали странных правил открытия музеев, они постоянно повизгивали, громко сопели, летали под потолком и шелестели листьями, чем страшно раздражали профессоров.
И тут, когда уже уровень скуки среди людей начал переходить в стадию начала фуршета, а сказочные жители то тут, то там начинали танцевать, произошло неожиданное событие.
На сцену вышел человек в белом халате, который в руках вез каталку, с привязанным к ней дедушкой. Остановившись на сцене, он почтительно кивнул стоящей в зале фее ЗА. Она тоже ответила ему вежливым поклоном. Все смотрели на доктора в недоумении и только Иван узнал в привезенном дедушке своего соседа Юру.
– Браво! Браво! Господа, прошу обратить внимание на сцену, – фея ЗА хлопала в ладоши и пробиралась к сцене.
Поравнявшись на сцене с доктором, она заботливо спросила:
– Ну что, как он?
– Да ничего, хочет что-то сообщить всем присутствующим.
Слово перешло к деду Юре. Не поднимаясь с кресла, он начал говорить.
– Фея ЗА, прошло достаточно много времени, пока я находился на береговском курорте. Под угрозой опасных уколов и грозных белых халатов я кое-что понял. Больше не хочу жить как раньше и быть тем, кем был всегда. Хочу нести пользу и хочу быть вашим конем!
– Конем? – удивилась фея.
– Да, конем. Белым. Навсегда. Буду возить вас по вселенной. И знакомых ваших катать без устали. Ну пожааалуйста, – начал клянчить он, как ребенок.
В зале повисла предрассветная тишина. Все уставились на фею в ожидании ее решения.
Помедлив, она ответила:
– Ну да ладно, конем, так конем. На ближайшие триста лет, а там посмотрим.
Раздался треск и на сцене, вместо деда Юры, появился шикарный белый конь. Зал зашелся овациями. Фея ЗА потрепала его гриву и вскочила верхом.
В этот момент ударила музыка и открылись широкие двери, отделявшие зал от улицы.
Все гости во главе с феей отправились к сияющему солнечным светом выходу.
Выходя на улицу, фея повернулась и сказала:
– Пусть музей этот называется «Музей Вечной Красоты».
Начало.
Последнее, что помнят очевидцы, это то, как прекрасная леди на светящемся белом коне взмыла в воздух. За ней последовали Иван и Василий, держащий за руки двух озорных девчушек. Из толпы отделилось еще несколько человек и других странных сказочных созданий и последовали за ними.
Так, поднимаясь все выше и выше, они сверкали на солнце, пока не растворились в далеких, похожих на сладкую вату облаках.
А оставшиеся на Земле ЗАкарпатцы, окончательно поверив в чудеса, стали и дальше жить-поживать да добро раздавать.
Иван Закарпатский (2012)
Свежие комментарии