ВСТРЕЧА С_БЕЗВЕСТНЫМ ГЕРОЕМ ВОЙНЫ
мне как-то встретился посередине поля человек и стал рассказывать про какую-то деревню Прохоровка... - потом оказалось что эту деревню не только он не мог забыть но и все генералы германских войск...
п р о г у л к а
н а
к р а й з е м л и
мы сначала и не думали, что идем на край земли, просто решили идти в деревню за молоком. Такая была внешняя цель, а на самом деле очень уж был хорош день: зелень под солнцем сияла, и излучала такие манящие крики о жизни прекрасной и иной, чем жили мы. Это трава около пансионата и зелень на деревьях - чистая и трогательная, как у двух недельных птенцов... и деревья за оградой, столпившиеся у ручья, и на холмах - весна была так эскизно и набросочно нарисована природой, и, сколько хочешь, мечтай и фантазируй, как раскрашивать дальше эти холмы (половина которых была не засеяна и сияла охрами коричнево-желтыми всех оттенков), да и множество деревьев, только как зеленым облачками окутались редкой листвой, и где-то явно зеленого можно было добавить, затратив на это в своем воображении мягких, нежных (и наверно с улыбкой) дремлющих внутри нас красивых чувств.
[more]Мы шутливо препирались на чердаке среди картин и мольбертов, поглядывая все время на освещенные холмы, как дети на лакомство - будто там огромная тарелка меду... да и действи тельно это тарелка зеленого меда для нас горожан. Всю зиму про вели среди мокрых улиц и серых домов или по своим домам, или в троллейбусах.
Вот так мы поглядывали в окошко и подшучива ли, спорили о всяких пустяках (оделся ли ты? готов ли? взял ли ты то-то? и т.д.). В этот момент наша маленькая экспедиция трех интеллигентиков - видимо, как стая птиц, галдящих перед полетом в заморские края, апробировала свои моральные силы и решимость, чтобы не рассыпаться в каких-нибудь новых развлечениях, пока бы мы спускались по лестнице в холл.
Но, выйдя за ограду пансионата для художников и свернув с дороги на проселок мы (сейчас уже можно сказать), были на дороге, ведущей на край земли.
Тут же за деревьями, столпившимися у ручья" как я о них коротко и банально сказал раньше (слава Богу что банально, потому и коротко), начинался мосток из досок, который был похож на дорожный знак "осторожно зигзаг!". Первая часть этого зигзага была без перил и последняя тоже, перила были кажется в середине, наверно с одного края, а может вообще их не было, но мосток был очарователен - видимо за счет изгибов и камыша с водой, до кото рых казалось можно было дотронуться, а дотронуть ся хотелось, но для этого надо было иметь в руках палку или удочку и ткнуть в воду или пошуметь по тростнику. Но невозможность и близость делали эту воду и заросли ужасно притягательными и прекрасны ми. Наверно, поэтому всю дальнейшую дорогу я кидал камни во все лужи и озерца, так, что у меня почти что отрыва лась рука.
Солнце. Землянистая дорога. Трава. Голубое небо с облаками. А в деревне мы оказались так быстро, что даже смутились.
У забора, на зеленом пригорке, сидели старуш ки, а мы стояли на дороге, как вошли в деревню и молчали. Я предложил идти к старухе, одиноко видневшейся с ведром в темном платье около темного забора - она сделала несколько шагов по зеленой траве, и была уже лучше видна, она крутила в ведре воду, а потом вылила ее и скрылась. Мое предложение не заинтересовало.
Я же в ответ уже сам почти ни чем не интересо вался и не проявлял никакой инициативы в этой деревне, пока мы снова не вышли на дорогу, там я опять резвился, бегал по траве и кидал камни в птиц и в лужи или озерца.
Тем ни менее, я хотя был пассивным, но все-таки наблюдателем. И когда мы (еще в деревне) зашли в один дом, я ужасался молча бедности, даже не столько бедности, сколько бесхитростности людской: ну зачем надо вещи новые и красивые, если есть старые и работают свою работу исправно? - так рассуждали хозяева… или так: ну зачем все держать по полкам или кладовкам, если и так все может стоять по коридорам и комнатам (около дивана, около стула, около окна, около тумбочки... около, около, около!)? Старуш ка была в тех комнатах хоть и чуть глуховата, а можно было перепутать с хитростью (спросишь одно - отвечает другое) т.к. она была жутко шустрая как продавать молоко: и в смыс ле цены и в смысле количества покупателей. Оказывается она чуть ли ни каждый день ходила в этот пансионат наш (а если не ходила, то преду преждала, дескать, я завтра не приду) - это же надо из другого края поля, из деревни, по мосткам сюда идти чтобы выручить 2 рубля! Больше 5 литров (судя по себе, я думаю она не понесет в такую даль - так пять литров по сорок копеек - 2 рубля). И цена у нее не промах: государство в магазине 30 копеек берет, а она 40, хотя ведь с доставкой на дом, да и "без поро шка", как она вовремя отпарировала мое скупердяйство. Но мне-то было все равно. Я не покупал, и мне было не покупать. Я гостил у друзей два дня в пансионате, и уже уезжал. Но интересно было увидеть трезвость и некото рую хватку дело вую этого маленького старенького предпринимателя, при кри вых окнах и кривом огороде и на таком бесхитростном и простосердечном фоне комнат (где, как я говорил, все лежало около чего-нибудь, во первых, а во-вторых все такое обжитое и не новенькое, что горожанину все бы показалось ужасающей бед ностью - но мы привыкли видеть магазин за углом своего дома и вещь чуть потерлась, уже негодная и портит наш дом и место ей на помойке и быть замененной, вне зависимости от того, что ею еще можно исправно пользоваться до полной негодности 100 лет. Но не жить же около старья сто лет?! Это одна сторона, а другая - делать-то горожанину нечего, цивилиза ция дала все блага, а тут ежесекундная борьба с природой: грязь с улицы (не асфальтированной) выметай, вымывай - из избы, печь топи, дрова руби, воду неси, дрова купи... разные миры - они и мы.
Пока пили молоко, пока наши руки прикладывались сдержанно к трем белым стаканам на клеенке - она рассказала про деревню и про своих сыновей. Деревенская молодежь наезжает из города - по работать на домашних огородах, поэтому жизнь течет. Так и ее сыновья наезжают. Значит родительский дом стал для них как летняя дача с огородом, с матерью и отцом в придачу: и приятно и полезно. Витамины, солнце - и старики. Овощи - и отчий дом.
У сиамской кошки, что нежилась на диване, я разглядел глаза, они были голубые как цветочки. Она косилась все время на курицу, гуляющую где-то в сенях.
А за домом у конуры визжала от радости, увидев нас, молодая собака, но нам срезали лук и мы ушли, а она - несчастнейшее существо на свете должна сидеть на цепи, пока ее молодое сердце не очерствеет в одиночестве и не станет равнодушным и злым, как у настоящей цепной деревенской собаки.
Наконец мы прошли мимо какой-то свалки (там стоял дом, но его снесли - на его месте была яма с водой, тряпками и бумажками, а вокруг в траве лежали банки стеклянные), а за этой свалкой деревня кончалась и одна дорога шла направо, а другая прямо и в другую деревню.
Мы пошли направо. Она круто шла вверх. Вот тут-то мы и закричали, что идем на край земли. Увы, на верши не холма увидели край озера и дали. Обратно по дороге вниз было идти в сто раз легче. И если туда мы развлекались удивительным видом у края земли, что виднелся сбоку от дороги, по которой мы шли: на про тивоположном холме стояла деревня из 5-7 домов, половина холма была до верхушки или зеленая или распаханная, на зеленой части лежала тень от облака - казалось, что это дождь с неба, но не водяной из капель, а из приятных пожеланий, приятных слов и песен, и нежного дыхания, что произносит небо этой траве на этом холме; деревушка же была на самом гребне холма, как будто весь холм один листок, у которого один край зеленый, а другой желтый, а краешек потемнел - вот это и есть деревня; так что естественно, нам запомнилась сама дорога к краю земли, а не сам край (да и его не оказалось), хотя как только мы повернулись к этим далям спиной, мы о них забыли и ничто больше не мешало нашей иллюзии, что мы ходили на край земли и это было - можно было бы сказать прогулка, но увы, прогуляться можно и до булочной, ну да ладно, очаровательная была наша прогулка на край земли тем весенним днем, кстати весна уже заканчивалась и можно было ошибиться и сказать: началось лето.
На обратном пути мы встретили несколько колес и пускали их по дороге скатываться вниз и под наши крики они крутились по дороге, разбрызгивая фонтаном воду, что в них была от снега внутри, но потом эти колеса сворачивали с дороги и, попрыгав по полю, укладыва лись клубочком дремать под сол нцем, как ленивые псы.
У меня не было спичек, но в легковой машине, что проехала, водитель потряс головой, дескать спичек нет, а грузовик просто не остановился - художники в этих краях видимо предмет насмешек.
Уже подходя к мосткам, до них оставалось 10 минут ходьбы, мы увидели стадо, и я сказал, что у пастуха есть спички, наверно. Действительно, т.к. мы шли навстречу друг другу из под земли на дороге зачернела фигура человека. И скоро мы оказались около него - он как будто в сказке, из воздуха на пыльной дороге в те 2-3 мгновения, что мы бросили на стадо из трех коров и кучки баранов.
Спички были. Я прикурил. А мои друзья, что покупали молоко в доме, сказали:
-А мы были у Вас, у вашей хозяйки молоко покупали.
Тут я вспомнил, что в разговоре хозяйки мелькал действительно один из ее сыновей, шеф-повар и мужик-хозяин - что он пастух. Надо же! Говорили, говорили, а спустя час и сам пастух стал реальностью.
Лицо загорелое, в морщинах, как старая кирпичная стена, в глубине щелей маленькие и удивительно светлые глазки. Старик о погоде, раздобрев, стал говорить - ему было приятно, что мы были у его хозяйки.
Рассказал, что пасет стадо за 150 рублей в месяц.
-Только вот нога стала побаливать, - сказал, и мой взгляд невольно уперся на один из его сапогов. Но опять-таки автоматически я сравнил обе ноги и несколько засомневался, так как оба сапога на обеих ногах, с заправленными внутрь штанами, казались, да и были - одинаковыми... и ничем нельзя было отличить "побаливавшую" ногу от здоровой. Но его лицо и фигура излуча ли старость и верилось, взгляд опять упирался в пыльный левый сапог, мыслен но рисовал там ногу, эта нога мысленно становилась своей собственной и внутри (в икре) была ноющая боль. Мы качали головами и молчали.
-На войне вот ранение получил и побаливать стала.
-А где это Вас так... задело?
-На войне, ранило.
Старик, как и хозяйка, тоже был, если не хитроват, то, значит, не сильно силен на уши.
-Я понимаю, что на войне, но где?
-Под Киевом, - уточнил он. Назвал деревню, спросил, знаем ли мы и голос его слегка отвердел.
-Форсировали Днепр. Там меня и в землю зарыло и изрешетило.
Далее он упомянул с горечью и финскую войну, прошел по немецкой и закончил Дальним Востоком:
-Я девятьсот восьмого года рождения. Так что всю жизнь как раз и провоевал. Под Курском был. Там танки на танки шли. 360 немецких танков. Нам было приказано, танки пропустить, а пехоту отрезать. Что там было! Увидеть это все! В ужас придешь и скажешь: мама моя родная! Зачем ты меня родила на эту пытку, на эти мучения. Сплошное мясо было! Я-то еще ничего, опытный с финской, а сколько молодых ребят с 24, 25 и половина 26 года... там полегло - ничего-то они окромя скрипа телеги, да ухватов матери не видали...
... Потом две недели я провалялся, начальство меня не отпускало: куда тебе идти, никого у тебя нет - жена и дети мои погибли. Но тянуло меня в родные места...
Тут я пропустил в его речи, которую так кратно и неуклюже изобразил, про Дальний Восток и еще всякую всячину, но меня он сразил наповал своим продолжением.
-Познакомили меня, я не хотел, не до того было, не хотел, но познакомили с одной женщиной, было у нее четверо детей. Жили мы с ней хорошо. Я старался, всех вырастили, всех выпустили на белый свет, образованье дали и разошлись они кто куда по своим дорогам. А жена моя заболела раком и умерла.
Тут его голос совсем незаметно дрогнул и я почувствовал боль привязанности одного человека к другому и полюбил мысленно его некую чужую женщину его любовью и почувствовал боль потери любимого мною существа, как будто прожил те его горькие годы. Но меня больше интересовало другое:
-А у нее были только ее дети?
-Да, ее.
Коротко он мне ответил. И дальше стал продол жать, а защемило у меня внутри нетерпимо - ведь воевал в кошмаре, жену и детей потерял, от войны едва жив остался, после трех войн и нет ему жизни на земле, нет от него ростка на земле, исчезнет как не было. Но он кратко сказал:
-Да, ее, - и продолжал, - пришлось мне еще раз жениться. Все-таки так жить веселее, ведь правильно? У нас вот эти дети другие, приезжают, помогают, а иначе бы у нас ничего не было.
Я вспомнил, как он кивал перед этим на ту деревню, что красовалась на холме на самом гребне - та самая, которую я описывал с восхищением, а он говорил: вон крыша с шифером, так это, его дом. Пришел к сыну, а он говорит: ты меня вырастил, ты мне много сделал, я тебе много благодарен, но теперь ты живи сам по себе, а я сам по себе. Вот, - говорит, - как он мне ответствовал, отблагодарил называется.
Хотел я было сказать - вот не родной сын, родной бы так не сказал. Но прошлого не вернуть и не изменить, а что его еще зря упрекать за его же боль? Я промолчал.
Каким облегчением было в его рассказе это место, что хоть теперь-то он счастлив.
-Это моя двоюродная сестра, - сказал он.
До чего же простодушен! До чего же приятна эта малая радость, что хоть живет он среди чужих людей, но они согревают его своим теплом! Да и при "двоюрдной сестре" - все-таки хоть отдаленно пришел к своей родной крови.
Жизнь его мне кажется не спетой песней. Не спетая песня она томит. Неудовлетворенные губы и сердце страдают, не спев песни: сердце не сложило слова и мелодию, а оно и существовало для этого, и губы не произнеся слов самых важных в жизни, слов из этой песни, никогда не выговорятся другими словами.
-Спасибо Вам за ваш рассказ, - на прощание сказал я.
-А это еще не весь рассказ, он сказал, - рассказать можно и не такое еще.
-Мы к Вам придем еще в гости, - сказали мои друзья.
-А я принесу магнитофон и запишу ваш рассказ, - сказал я.
-Вот это дело, - когда он говорил, я почувствовал, что он доволен таким делом, если оно осуществится. И мне опять стало приятно, как тогда, когда он заговорил о теперешней своей жизни - и дети приезжают от его новой жены (уже пять лет они вместе живут) и помогают.
За мостком тот мир кончился. А в пансионате я, как только пообедал, и мы пошли спать, я принялся за рассказ .
===============
Свежие комментарии