Главный приз на престижном Гран-при рисунков и первый заказ на написание портрета наш герой получил, будучи четырнадцати лет от роду. А спустя ещё три года в Париже состоялась его первая персональная выставка. Как Вам такой карьерный дебют, дорогой читатель?
Племянник самого Тулуз-Лотрека, водивший близкое знакомство и многое перенявший у Болдини и — главным образом — Дега; прилежный ученик Флеминга и Адлера, не раз отмечавших его необычайный дар и трудолюбие — вот лишь парочка фактов из ранних лет его биографии, позволяющая судить о начальном этапе живописного творчества Жана-Габриэля Домерга.
Поистине, этот уроженец солнечного Бордо появился на свет если не с «золотой ложкой» богатейшего художественного наследия «во рту», то уж точно — «в рубашке» унаследованного творческого дарования. Становление которого (едва ли не с младенчества) всячески поощряли его родители, имевшие непосредственное отношение к миру искусства.Обычный день молодого Домерга запросто мог начинаться с уроков живых классиков французского импрессионизма, продолжаться в уютном кабаре Мулен Руж, беззаветно любимого им самим и его друзьями-постмодернистами, а завершаться в собственной студии, где наш герой усердно постигал премудрости классиков пасторали недавно минувшего XIX-го века.
Несмотря на пылкий темперамент и «свирепствовавший» в Европе модерн, двадцатилетний Жан-Габриэль был беззаветно влюблён в задумчиво-романтичный жанр пейзажа. Его полотна, часто выдержанные в пастельных тонах, несомненно носили отпечаток авторской индивидуальности. Их безусловная «сильная сторона» — любовь художника к избранной тематике и свежий взгляд на давно знакомые ценителям аспекты жанра. Пусть и лишённые технического новаторства, но зато остроумно использованные классические приёмы и в самом деле открывают зрителю интересные семантические перспективы и успешно «работают» на атмосферу каждого отдельно взятого полотна.
И всё же этого оказалось мало. Для обретения подлинного успеха, заключающегося в широком признании публики и высочайших оценках экспертов, его пейзажам вечно не хватало каких-то незначительных на первый взгляд, но совершенно фатальных с точки зрения суровой реальности деталей. «Упёршись в потолок» своих возможностей, наш герой уподобился мифическому царю Сизифу. В том смысле, что долгими годами упорно катил неподъёмный камень творческого потенциала на «Олимп» пастели и пасторали, на вершине которого и так уже было тесно именитым итальянским, немецким, испанским, голландским современникам...
На горизонте маячил четвёртый десяток лет жизни. Всё то, что начиналось как триумфальное восшествие новой звезды на небосклон французской живописи, постепенно превратилось в рутину «крепкого середнячка». И быть бы месье Домергу лишь метеором, ярко но кратко блеснувшем на небосклоне большого искусства, если бы не счастливая случайность. А быть может как раз наоборот — чёткая закономерность. Судить об этом каждый волен по-своему.
В 1920 году (между прочим, незадолго до того будучи удостоен Золотой медали на международной итальянской выставке живописцев) наш герой устраивается на работу в гламурный «Паризьен». Редакция ждет от него эскизов модной одежды и аксессуаров, замысел которых должен «созреть» в результате сотрудничества художника с ведущими мировыми кутюрье. Но получает нечто гораздо более ценное, и глобальное...
Окунувшись в мир ослепительных красоток и светского шика, Жан-Габриэль внезапно очутился в роли человека, обнаружившего, как это принято говорить, «рояль в кустах». Его горячий нрав и опыт завсегдатая столичных кабаре вошли в творческий «резонанс» с многолетним архи упорным трудом по «оттачиванию» живописной техники и вновь обретённым статусом завсегдатая модных показов, гламурных раутов и приватных вечеринок. В итоге муза природных красот «забилась в дальний угол», а на сцену уверенной походкой леди-вамп вышла муза «пин-апа». Строго говоря, он стал родоначальником этого жанра. Невесомо-изящные или страстно-утончённые, нежные до хрупкости или манящие до головокружения большеглазые прелестницы, никогда не оставлявшие маэстро равнодушными, пришли на помощь его карьере и буквально подарили «билет в Историю». И он в полнейшей мере воспользовался своим вторым шансом, посвятив всё своё творческое рвение и профессиональное мастерство картинам, которые можно озаглавить общей синтагмой: «признание в любви парижанкам».
Успех был стремителен и ошеломляющ. Пикантность, беспрецедентная смелость и в то же время несомненная художественная ценность «лёгкого» жанра покоряют сперва Париж, затем — всю Францию, а после— триумфально шествует по миру, без боя «захватывая» города и страны. Словно само Время повернулось вспять, и давно забытый культ вавилонской богини женской красоты и нежного соблазна Иштар (Изиды, Афродиты, Астарты: имя им — легион) возродился во всей своей несравненной красе. Чтобы успеть напомнить суровому XX-му веку, всё ближе подходившему к страшной пропасти мировой бойни, о том, что мир спасётся лишь красотою, и ничем иным...
Впрочем, мы отвлеклись. Итак, ему позируют Бриджит Бордо и Джина Лоллобриджида; обзавестись портретом его работы становится тождественно официальному получению статуса «светской львицы». Его местом жительства становится роскошная вилла с парком, где жена художника (межу прочим — весьма одарённый архитектор) создаёт чудесные композиции из приобретённых по такому случаю античных статуй и искусственных водоёмов. Звания, награды, и как венец карьеры — присвоение звания кавалера Ордена почётного легиона. Такова была сила часто критикуемого, многими отвергаемого, а зачастую и порицаемого французского «пин-апа», у истоков которого встал наш герой. Что ж, да будет так. Ведь у по-настоящему большого мастера обязаны быть по-настоящему авторитетные оппоненты. Ну а мы просто зовём Вас ещё раз окунуться в фантастический мир работ месье Домерга, повторив про себя извечное: «шерше ля фам».
Свежие комментарии